В последние недели западные медиа много писали о приспосабливании украинцев – и россиян – к текущей военной ситуации. Об очень разных и, как правило, пугающих видах и способах приспосабливания. Так, например, в The New York Times обратили внимание, что россияне увеличили использование бомб советского производства, старых и модернизированных, которые сложнее сбивать, чем ракеты, которые украинские военные научились сбивать почти тотально. У бомб нет двигателей, как у ракет, и они не находятся в воздухе так долго, как беспилотники, поэтому украинским системам противовоздушной обороны сложнее их отслеживать. К тому же, перехватывать бомбы попросту нерационально: их стоимость на порядки ниже, чем стоимость снарядов украинской ПВО. Украинские чиновники используют новую российскую угрозу для продвижения своей идеи о потребности Украины в самолетах F-16, на поставку которыхх, в конечном итоге, согласились союзники, в том числе США. Украинская сторона настаивает, что западные самолеты помогут отгонять бомбардировщики, которых у России все еще гораздо больше, чем у Украины. В The Washington Post, между тем, написали о вызванных опытом осени и зимы стремительных “зеленых” трансформациях в украинской энергетике. При разрушенных и поврежденных электростанциях и распределительных сетях, в ожидании новых зимних испытаний, больницы, школы, предприятия стали устанавливать себе солнечные панели, рассказали в американском издании. “Если попытки распространить электроэнергию из возобновляемых источников будут успешны, их адвокаты надеются, что смогут приблизить зеленое будущее Украины скорее, чем рассчитывали до войны, – говорилось в его тексте. – Некоторые надеются, что установка солнечных панелей может стать стимулом для некоторых украинцев предпринять еще больше действий для сокращения их углеродного следа, усиления их независимости и улучшения их способности противостоять российским атакам. “Разрушить такую децентрализованную систему будет намного труднее, – сказал Константин Криницкий, глава энергетического департамента “Екодії”, ведущей экологической организации. – Установки невозможно бомбить. И привнесение самостоятельности поможет. Мы видим сейчас, что означает централизация нашей энергетической системы”. “Даже при том, что недавно Украина одобрила возобновление экспорта электричества в соседние страны – знак того, что ее способность генерировать электроэнергию пока восстановлена после зимних бомбардировок энергетической системы – работа над установкой солнечных панелей все еще требует безотлагательности, говорят чиновники, – продолжался текст The Washington Post. – Украинские чиновники и их коллеги из союзных стран предупреждают, что холодные месяцы в этом году могут быть еще более трудными, чем зима, которая только закончилась, из-за масштабных повреждений сети. Найти достаточно дизельного топлива для питания всех резервных генераторов – еще один вызов. …Европейский Союз пообещал поставить Украине тысячи солнечных панелей. Украинцы также надеются на помощь из Соединенных Штатов и откуда-нибудь еще”. Дети на войне Писали даже о приспосабливании к войне детей – и тех, кто их похищает. “Когда назначенный Россией директор их школы в оккупированном Херсоне предложил Владе и Анастасии бесплатные двухнедельные каникулы в лагере у моря в прошлом октябре, сводные сестры воспользовались возможностью. Через семь дней 14-летняя Влада застряла в России, а бабушка девочек, Ольга Кутова, умерла после неудавшейся попытки ее выручить”, – рассказали в The Times. В издании отметили, что после объявления Международным уголовным судом в розыск президента России Владимира Путина и его уполномоченной по делам детей Марии Львовой-Беловой за похищение и насильный вывоз в Россию или оккупированные россиянами территории Украины украинских детей, “служба безопасности ФСБ начала травить украинские семьи, которые путешествовали в Россию в надежде забрать детей домой, рассказал Николай Кулеба, глава Save Ukraine, благотворительного фонда, который вернул 109 детей, похищенных Кремлем. Кутова умерла после того, как ее и группу из 12 матерей, которые также искали своих детей, 14 часов держали и допрашивали агенты ФСБ. “ФСБ сделает, что угодно, чтобы не дать этим детям вернуться. Теперь они могут быть свидетелями на процессе против Путина в Международном уголовном суде, – сказал Кулеба The Times. – Они допрашивали эту группу из 13 матерей 14 часов. Это было настолько выматывающе, что ее сердце остановилось”. Первые автобусы с родителями, которые ехали в Россию, смогли забрать детей относительно легко, сообщила Save Ukraine, но в прошлом месяце в фонде увидели, что ФСБ отслеживает нашу работу”. “У нас есть мать, которая возвращается с ребенком прямо сейчас – ей пришлось искать другую границу, потому что россияне запретили ей пересечь в Беларуси, – сказал Кулеба. – Они блокируют нас в лагерях и на границе”. А в одном из недавних текстов The New York Times говорилось о том, что жертвой российского вторжения в Украину стало нормальное времяпрепровождение подростков, которые теперь вынуждены искать себе развлечение в пустеющих городах, где каждую неделю кто-то погибает под обстрелами. Один из героев текста – 16-летний “Никита, у которого серо-синие глаза и коричневые волосы до плеч, не был в школьном классе больше года. Он хочет быть поваром, сказал он, и любит готовить для своей матери, которая работает в государственной железнодорожной компании и растит его одна. Он надеется, что война закончится до того, как он закончит школу в следующем году, с онлайн-занятиями от учителей, которые порой преподают из-за границы. Он мог бы уехать, сказал он”. “Российское вторжение изменило все, – подчеркнули в NYT. – Естественные тревоги подростковых лет и первые пробы независимости – все это происходит теперь на руинах почти безлюдного города. При постоянно присутствующей опасности, комендантские часы в 21:00 вводят не родители, а солдаты на блокпостах”. "Бизнес явно процветает" Приспособились военнослужащие – и те, кто остаются в местах, где они служат. Так, The Times рассказал о нелегальной торговле алкоголем в Донецкой области, где продавать и куда провозить алкоголь запрещено. “Донецкая область имеет репутацию сильно пьющей и местные участвуют в мозговом поединке с властями с тех пор, как был введен запрет. “Мы пьем на Донбассе”, – пожала плечами бизнес-леди…, – процитировали в британском издании. – В то утро она только что приняла поставку контрабандного алкоголя. (Глава военно-гражданской администрации Павел) Кириленко сказал, что некоторые люди имеют родственников за пределами региона, которые присылают им алкоголь в пластиковых бутылках для воды. Он также пожаловался на магазины, которые продают алкоголь из-под прилавка. “Пиво можно найти, если знать, где искать”, – сказал солдат, отхлебнув из банки. Хотя оружие и алкоголь – явно плохое сочетание, не все украинские солдаты согласны с запретом. “От этого выигрывают только те, кто имеют дело с потоком незаконного алкоголя, – сказал другой солдат. – Его все еще продают. Только вдвое дороже”. “Нелегальный алкоголь пользуется очень большим спросом, – свидетельствовал корреспондент The Times. – Я смог купить 500-милиметровую бутылку “бренди” у пожилой женщины на базаре в Краматорске. Он был в пластиковой бутылке для воды и стоил 200 гривен. “Я не могу прожить на пенсию, – сказала она. – Это помогает мне сводить концы”. Жидкость с фиолетовым оттенком имела легкий химический запах. Я сделал малейший глоток и моя голова закружилась. На вопрос, есть ли у нее самогон, продавщица позвонила с мобильного телефона своему поставщику. “Вова, у тебя есть “продукт”?” – Спросила она. Ответ был негативный. “Спрос очень высок, – сказала она. – Но следующая партия будет готова на следующей неделе”. Специфическим опытом на Донетчине поделился также корреспондент The Economist. По его словам, в том же Краматосрке “два борделя открылись с тех пор, как поблизости начались бои. Один, спрятанный в промышленном районе города, действует под пристальным надзором армии. 14 мая четверо солдат ожидали в очереди возле здания. Мадам поначалу сомневалась, принимать ли их всех – один был очевидно пьяным, – но в итоге приняла. Журналисту предложили записаться на слот за четыре тысячи гривен на следующий день. Бизнес явно процветает”. В The Economist утверждали, что “до Краматорска женщины размещались в Николаеве, другом прифронтовом городе, на юге Украины, но они перебрались, когда узнали, что их постоянных клиентов задействовали в Бахмуте”. "Они действительно идут на все" Приспособились украинские спецслужбы – в том числе к работе в России. В одном из “украинских” текстов на сайте The Times говорилось, что “хотя есть некоторые свидетельства внутреннего антивоенного активизма в России, похоже, украинская военная разведка стоит за большинством диверсий в той стране. Не имея широкой сети агентов в тылу врага, она обратилась к неожиданным формам вербовки. Хакеры опустошают банковские счета российских пенсионеров, от которых затем требуют подрывать призывные пункты. Российских подростков – которые утверждают, что не знали, кто им платит – нанимают через социальные сети поджигать железнодорожные распределительные блоки. Самые эффектные акции ГУР проводили люди, которые, по-видимому, не имели понятия, что исполняют задание. Перевозчик, который вел грузовик со взрывчаткой через Керченский мост в октябре, похоже, не знал, что перевозил (он погиб от взрыва), а россиянка, которая вручила блоггеру-ультранационалисту бюст, который взорвался и убил его в Санкт-Петербурге, была по-видимому, не осведомлена, что передавала бомбу. Офицер британской разведки, который работал с ГУР, назвал это агентство “украинским Моссадом”, сравнив его с израильской разведкой в том, что “когда они преследуют цель, они действительно идут на все”. Очевидно, что украинское военное руководство было осведомлено также о недавнем рейде российских бойцов из украинского Иностранного легиона, о которых рассказал The New York Times. Правда, это не тот случай, когда украинской стороной восхищались, пусть даже осторожно. В NYT подчеркнули, что глава “Русского добровольческого корпуса” (РДК) Денис Капустин (Никитин) и другие известные члены его группы открыто выражают крайне правые взгляды. В Германии, где Капустин жил с ранних 2000-х и где у него раньше был вид на жительство, власти считают его неонацистом. Предположительно, в настоящее время ему запрещен въезд в ЕС. В NYT отметили, что в Украине ультраправые организации не насчитывают большого количества участников, и причастность украинского государства к рейду РДК в Россию Украина официально не признала. Капустин, однако, утверждал, что его организация “однозначно получила много поддержки” от украинских властей. Среди других участников рейда в Белгородскую область, продолжали в американском издании, – Александр Скачков, которого украинская СБУ арестовывала в 2020 году за продажу российского перевода манифеста расиста-стрелка, который убил 51 молельщика в мечети в Крайстчерче, Новой Зеландии, в 2019 году. Еще один, Алексей Левкин, – основатель организации “Вотансюгенд”, котороую он перенес из России в Украину, и организатор “Национал-социалистического блэк-метал фестиваля”, также перенесенного из Москвы в Киев, где Левкин проводил его в 2014-2019 годах. У некоторых участников рейда РДК корреспондентка NYT увидела нашивки “в нацистском стиле”; одна нашивка изображала, по ее словам, члена Ку-клукс-клана в капюшоне. "Им приходится самим проходить через этот ужас" Следующие два текста – уже не о приспосабливании, а как раз наоборот, о том, к чему приспособиться невозможно. “Солдат Алексей Малковский, безработный отец троих детей, выстрелил противотанковый ракетный снаряд впервые в жизни на передовой боя за Бахмут в феврале, – начинался текст The Wall Street Journal. – Российские войска штурмовали одину из многоэтажек, которую было поручено защищать его группе из 16 новобранцев, многие из которых были мобилизованы несколько дней до того и не прошли никакой подготовки. Малковский промахнулся. Россияне выстрелили собственный реактивный снаряд и ударили в стену за ним, контузив его. Он бежал из здания и спрятался в огороде, в ушах у него шумело. Когда он вернулся после захода солнца, в комнате лежали тела двоих его товарищей. Он провел 36 часов в жестоком бою за каждый дом в восточноукраинском городе, 11 из 16 человек из группы новобранцев, в которой был Малковский, либо погибли, либо попали в плен, рассказали выжившие солдаты и родственники пропавших”. По словам корреспондентки WSJ, украинское командование стало отправлять на передовую неподготовленных людей, чтобы сохранить только обученных на Западе военнослужащих для контрнаступления, поскольку стране уже не хватает профессиональных бойцов после полутора лет войны с десятками тысяч погибших. В описанном в тексте случае, 16 мобилизованных в 93 механизированную бригаду мужчин покинули Харьков 16 февраля 2023. В WSJ написали, что в основном это были бедные жители сел Харьковской области. Никто из них не бывал раньше в боевых условиях, не все даже служили в армии. На военной базе, куда их отправили, им выдали советские автоматы и форму и через два дня отправили в Константиновку, а еще через три – в Бахмут. В тексте WSJ говорилось, что “некоторые мужчины пригрозили написать официальный отказ исполнять приказ, сославшись на отсутствие подготовки. Владислав Юдин, бывший заключенный из восточноукраинского города Луганска, по его словам, сказал старшине, что не то что никогда не стрелял, никогда не держал оружия, и что ему страшно. “Бахмут тебя научит”, – ответили ему, как он сказал”. Группа попала под обстрел сразу по прибытии на позиции в Бахмуте. Как пересказало американское издание, “в начале марта двое армейских чиновников пришли домой к Василию Зелинскому, 51-летнему вахтовому работнику металлургического завода с диагностированным заболеванием спины, чтобы сообщить о его исчезновении. Его жена Елена начала плакать, спросив их: “Как так вышло, что вы забрали человека без подготовки и через неделю он пропал?” Один человек опустил глаза, сказала она, а другой ответил: “Это война. Никто теперь не будет их обучать”. “Жены пропавших злы на то, что мужчин отправили в Бахмут без подготовки. Подавляющее большинство мобилизованных солдат в Украине проходят хотя бы минимальную подготовку и случаи приказов необученным мужчинам воевать не распространены, – пояснили в The Wall Street Journal. – Но украинское законодательство не уточняет, насколько продолжительной должна быть подготовка и, по словам юристов, новобранцы мало что могут кроме подачи жалобы через их командиров или на горячую линию Министерства обороны. В феврале украинские депутаты парламента зарегистрировали законопроект, требующий минимум трех месяцев подготовки для мобилизованных солдат, но в парламенте он не продвинулся. Министерство обороны Украины отрицало отправку солдат без подготовки в Бахмут, а офицер из 93 бригады сказал, что не слышал о таких случаях в его части. “Если такое происходит, это неправильно”, – сказал он. Пресс-секретарь Вооруженных сил Украины отказался от комментариев”. Наконец, текст The Economist – о том, с чем в настоящее время сталкиваются семьи пропавших без вести в Украине. По словам Анатолия Остапенко, члена парламентского комитета по делам ветеранов, семьи пропавших без вести чаще всего жалуются на недостаток коммуникации. Как рассказали с его слов в The Economist, “семьи обращаются за помощью ко всем, к кому только можно: армейским командирам, в Генеральный штаб армии, департамент гражданско-военных отношений Вооруженных сил, в министерства, в местные морги. Горячие линии не отвечают, дела остаются открытыми, переданными, на рассмотрении. Остапенко знает одну мать, которая девять месяцев дожидалась регистрации ее сына, нацгвардейца, который воевал в Мариуполе, пропавшим без вести”. “Семьям часто самим приходится проводить расследования, изучать онлайн-видео с худыми и ссутуленными военнопленными в России и постить информацию об их пропавших родных в социальных сетях, рискуя привлечь российских мошенников, которые предлагают информацию в обмен на деньги, – продалжали в британском издании. – (Галина) Василевич (жена погибшего в Северодонецке военнослужащего. – “ОстроВ”) рассматривала фото тел, которые обменяли с Россией. “Они разлагались, я увеличивала фото, смотрела на лица, на зубы”. “Это очень тяжело психологически, – сказал Остапенко. – Это то, чего они могли бы ожидать от следователей, но им приходится самим проходить через этот ужас”. Часто тела можно идентифицировать только по ДНК. Но лаборатории перегружены, задержки могут длиться месяцами. Международная комиссия по пропавшим без вести, неправительственная организация в Гааге, которая разработала протоколы по идентификации тел после войны в Боснии, предлагает свои ресурсы, но украинские власти затягивают подписание соглашения”. Обзор подготовила Софья Петровская, “ОстроВ”
